Неточные совпадения
Сам же он во всю жизнь свою не
ходил по другой улице, кроме той, которая вела к месту его службы, где не было никаких публичных красивых зданий; не замечал никого из встречных, был ли он генерал или князь; в глаза не знал прихотей, какие дразнят в столицах людей, падких на невоздержанье, и даже отроду не был в
театре.
— В
театр теперь
ходят по привычке, как в церковь, не веря, что надо
ходить в
театр.
Захотелось сегодня же, сейчас уехать из Москвы. Была оттепель, мостовые порыжели, в сыроватом воздухе стоял запах конского навоза, дома как будто вспотели, голоса людей звучали ворчливо, и раздирал уши скрип полозьев
по обнаженному булыжнику. Избегая разговоров с Варварой и встреч с ее друзьями, Самгин днем
ходил по музеям, вечерами посещал
театры; наконец — книги и вещи были упакованы в заказанные ящики.
Вечером он скучал в
театре, глядя, как играют пьесу Ведекинда, а на другой день с утра до вечера
ходил и ездил
по городу, осматривая его, затем посвятил день поездке в Потсдам.
Прошел мимо плохонького
театра, построенного помещиком еще до «эпохи великих реформ», мимо дворянского собрания, купеческого клуба, повернул в широкую улицу дворянских особняков и нерешительно задержал шаг, приближаясь к двухэтажному каменному дому, с тремя колоннами
по фасаду и с вывеской на воротах: «Белошвейная мастерская мадам Ларисы Нольде».
Жизнь вел я уединенную, словно монах какой; снюхивался с отставными поручиками, удрученными, подобно мне, жаждой знанья, весьма, впрочем, тугими на понимание и не одаренными даром слова; якшался с тупоумными семействами из Пензы и других хлебородных губерний; таскался
по кофейным, читал журналы,
по вечерам
ходил в
театр.
Только
ходили мы таким манером
по ресторанам да
по театрам месяца три — смотрим, а у нас уж денег на донышке осталось.
С переходом в «Ливорно» из солидных «Щербаков» как-то помельчало сборище актеров: многие из корифеев не
ходили в этот трактир, а ограничивались посещением
по вечерам Кружка или заходили в немецкий ресторанчик Вельде, за Большим
театром.
Я
прошел к Малому
театру и, продрогший, промочив ноги и нанюхавшись запаха клоаки, вылез
по мокрой лестнице. Надел шубу, которая меня не могла согреть, и направился в редакцию, где сделал описание работ и припомнил мое старое путешествие в клоаку.
«Пю» — не пью, а пю, — пояснил Ярченко. — «Пю за здоровье светила русской науки Гаврила Петровича Ярченко, которого случайно увидел,
проходя мимо
по колидору. Желал бы чокнуться лично. Если не помните, то вспомните Народный
театр, Бедность не порок и скромного артиста, игравшего Африкана».
Возвратившись из
театра в свой неприглядный номер, герой мой предался самым грустным мыслям; между ним и Мари было условлено, что он первоначально спросит ее письмом, когда ему можно будет приехать в Петербург, и она ему ответит, и что еще ответит… так что в этой переписке,
по крайней мере, с месяц
пройдет; но чем же занять себя в это время?
Он постукивал тростью
по тротуару, весело кланялся со знакомыми
Проходя по Морской, он увидел в окне одного дома знакомое лицо. Знакомый приглашал его рукой войти. Он поглядел. Ба! да это Дюмэ! И вошел, отобедал, просидел до вечера, вечером отправился в
театр, из
театра ужинать. О доме он старался не вспоминать: он знал, что́ там ждет его.
Да и утром большая часть
ходила только
по своим делам, а не
по казенным: иные чтоб похлопотать о пронесении вина и заказать новое; другие повидать знакомых куманьков и кумушек или собрать к празднику должишки за сделанные ими прежде работы; Баклушин и участвовавшие в
театре — чтоб обойти некоторых знакомых, преимущественно из офицерской прислуги, и достать необходимые костюмы.
В одной из квартир жил закройщик лучшего портного в городе, тихий, скромный, нерусский человек. У него была маленькая, бездетная жена, которая день и ночь читала книги. На шумном дворе, в домах, тесно набитых пьяными людьми, эти двое жили невидимо и безмолвно, гостей не принимали, сами никуда не
ходили, только
по праздникам в
театр.
— Да и гости такие, что нам носу нельзя показать, и баушка запирает нас всех на ключ в свою комнату. Вот тебе и гости… Недавно Порфир Порфирыч был с каким-то горным инженером, ну, пили, конечно, а потом как инженер-то принялся
по всем комнатам на руках
ходить!.. Чистой
театр… Ей-богу! Потом какого-то адвоката привозили из городу, тоже Порфир Порфирыч, так тово уж прямо на руках вынесли из повозки, да и после добудиться не могли: так сонного и уволокли опять в повозку.
Как-то одного из них он увидел в компании своих знакомых, ужинавших в саду, среди публики. Сверкнул глазами.
Прошел мимо. В
театре ожидался «всесильный» генерал-губернатор князь Долгоруков. Лентовский торопился его встретить. Возвращаясь обратно, он ищет глазами ростовщика, но стол уже опустел, а ростовщик разгуливает
по берегу пруда с регалией в зубах.
А Юлия Сергеевна привыкла к своему горю, уже не
ходила во флигель плакать. В эту зиму она уже не ездила
по магазинам, не бывала в
театрах и на концертах, а оставалась дома. Она не любила больших комнат и всегда была или в кабинете мужа, или у себя в комнате, где у нее были киоты, полученные в приданое, и висел на стене тот самый пейзаж, который так понравился ей на выставке. Денег на себя она почти не тратила и проживала теперь так же мало, как когда-то в доме отца.
С огромным успехом
прошел спектакль, и с той поры эта труппа, все пополняемая новыми учениками, исключительно из рабочих, начала играть
по московским окраинным
театрам, на фабриках и заводах. А студия под ее управлением давала все новые и новые силы.
М. Н. Ермолова
по окончании спектакля вышла из
театра, сопровождаемая всей труппой,
прошла по саду под приветствия шпалерами стоявшей публики.
Как-то одного из них Лентовский увидал в компании своих знакомых, ужинавших в саду, среди публики. Сверкнул глазами,
прошел мимо. В
театре присутствовал «всесильный» генерал-губернатор князь Долгоруков. Лентовский торопился его встретить. Возвратившись обратно, он ищет глазами ростовщика, но стол уже опустел, а ростовщик разгуливает
по берегу пруда с сигарой в зубах.
О
театре — ни слова, а это ему вскочило в копеечку. Вся труппа жила в его новой гостинице — прекрасной, как в большом городе. Квартира и содержание всей труппы шли за счет Иванова. Все
проходило по секрету от матери, безвыездно жившей в своем имении в окружении старообрядческих начетчиков и разных стариц, которых сын ублажал подарками, чтоб они не сплетничали матери о его забавах.
Можно судить, что сталось с ним: не говоря уже о потере дорогого ему существа, он вообразил себя убийцей этой женщины, и только благодаря своему сильному организму он не
сошел с ума и через год физически совершенно поправился; но нравственно, видимо, был сильно потрясен: заниматься чем-нибудь он совершенно не мог, и для него началась какая-то бессмысленная скитальческая жизнь: беспрерывные переезды из города в город, чтобы хоть чем-нибудь себя занять и развлечь; каждодневное читанье газетной болтовни; химическим способом приготовленные обеды в отелях; плохие
театры с их несмешными комедиями и смешными драмами, с их высокоценными операми, в которых постоянно появлялись то какая-нибудь дива-примадонна с инструментальным голосом, то необыкновенно складные станом тенора (последних,
по большей части, женская половина публики года в три совсем порешала).
Я заглянул в директорскую ложу и был поражен необычайным и невиданным мною зрелищем; но чтоб лучше видеть полную картину, я
сошел в оркестр: при ярком освещении великолепной залы Большого Петровского
театра, вновь отделанной к коронации, при совершенной тишине ложи всех четырех ярусов (всего их находится пять) были наполнены гвардейскими солдатами разных полков; в каждой ложе сидело
по десяти или двенадцати человек; передние ряды кресел и бельэтаж, предоставленные генералам, штаб-и обер-офицерам, были еще пусты.
Татьяна. Нет… Я в этот сезон едва ли буду
ходить в
театр. Надоело. Меня злят, раздражают все эти драмы с выстрелами, воплями, рыданиями. (Тетерев ударяет пальцем
по клавише пианино, и
по комнате разливается густой печальный звук.) Все это неправда. Жизнь ломает людей без шума, без криков… без слез… незаметно…
Да! Это
по случаю заключенной мною приязни с неизвестным мне человеком, предлагавшим мне
сходить в
театры.
Театр представляет комнату, убранную по-деревенски. Бригадир, в сюртуке,
ходит и курит табак. Сын его, в дезабилье, кобеняся, пьет чай. Советник, в казакине, — смотрит в календарь.
По другую сторону стоит столик с чайным прибором, подле которого сидит Советница в дезабилье и корнете и, жеманяся, чай разливает. Бригадирша сидит одаль и чулок вяжет. Софья также сидит одаль и шьет в тамбуре.
Кажется, это построено слишком
по австрийскому анекдоту, известному под заглавием: «одно слово министру…». Из этого давно сделана пьеска, которая тоже давно уже разыгрывается на
театрах и близко знакома русским
по Превосходному исполнению Самойловым трудной мимической роли жида; но в то время, к которому относится мой рассказ, этот слух
ходил повсеместно, и все ему вполне верили, и русские восхваляли честность Мордвинова, а евреи жестоко его проклинали.
Я и Анна Алексеевна
ходили вместе в
театр, всякий раз пешком; мы сидели в креслах рядом; плечи наши касались, я молча брал из ее рук бинокль и в это время чувствовал, что она близка мне, что она моя, что нам нельзя друг без друга, но,
по какому-то странному недоразумению, выйдя из
театра, мы всякий раз прощались и расходились, как чужие.
Говорить,
ходить по сцене и писать — всем кажется таким легким, пустячным делом, что эти два, самые доступные, по-видимому, своею простотой, но поэтому и самые труднейшие, сложные и мучительные из Говорить,
ходить по сцене и писать — всем кажется таким легким, пустячным делом, что эти два, самые доступные, по-видимому, своею простотой, но поэтому и самые труднейшие, сложные и мучительные из искусств —
театр и художественная литература — находят повсеместно самых суровых и придирчивых судей, самых строптивых и пренебрежительных критиков, самых злобных и наглых хулителей.
— Увидишь — поймёшь! Я часто на выставки
ходил, в
театр тоже, на музыку. Этим город хорош. Ух, хорош, дьявол! А то вот картина: сидит в трактире за столом у окна человек,
по одёже — рабочий али приказчик. Рожа обмякла вся, а глаза хитренькие и весёлые — поют! Так и видно — обманул парень себя и судьбу свою на часок и — радёшенек, несчастный чёрт!
— Нам с Васичкой некогда
по театрам ходить — отвечала она степенно. — Мы люди труда, нам не до пустяков. В
театрах этих что хорошего?
Для
театра я уже не годилась, потому что ноги у меня нехорошо
ходить стали, колыхались. Прежде у меня походка была самая легкая, а тут, после того как Аркадий Ильич меня увозил
по холоду без чувств, я, верно, ноги простудила и в носке для танцев уже у меня никакой крепости не стало.
Нас, изгнанников, было около сорока человек, из которых кое у кого нашлись маленькие деньжонки, маленькие, разумеется,
по теперешним нашим понятиям, но по-тогдашнему весьма достаточные для того, чтобы
ходить в верхние места
театров и покупать сообща другие недорогие удовольствия.
Я московский Гамлет. Да. Я в Москве
хожу по домам,
по театрам, ресторанам и редакциям и всюду говорю одно и то же...
С бульвара повернул он вправо,
прошел по мосту через канаву и направился к
театру. Только тогда вспомнил он про поручение Серафимы и сообразил, что в деревянной галерее, на той же канаве, он, наверно, найдет «тетенек», купит у них платки, потом зайдет в одну из цирюлен, испокон века ютящихся на канаве, около
театра, где-нибудь перекусит, — он очень рано обедал, — и пойдет в
театр смотреть Ермолову в «Марии Стюарт».
Труппа была весьма и весьма средняя, хуже даже теперешней труппы Михайловского
театра. Но юный фрачник-гимназист седьмого класса видел перед собою подлинную французскую жизнь, слышал совсем не такую речь, как в наших гостиных, когда в них говорили по-французски. Давали бульварную мелодраму «Кучер Жан», которая позднее долго не
сходила со сцены Малого
театра, с Самариным в заглавной роли, под именем «Извозчик».
Тогда, то есть во второй половине 60-х годов, не было никаких теоретических предметов: ни
по истории драматической литературы, ни
по истории
театра, ни
по эстетике.
Ходил только учитель осанки, из танцовщиков, да и то никто не учился танцам. Такое же отсутствие и
по части вокальных упражнений, насколько они необходимы для выработки голоса и дикции.
На тогдашней выставке в Елисейских полях Дюма пригласил меня на завтрак в летний ресторан"Le Doyen", долго
ходил со мною
по залам и мастерски характеризовал мне и главные течения, и отдельные новые таланты. С нами
ходил и его приятель — кажется, из литераторов, близко стоявших к
театру. И тут опять Дюма выказал себя на мою тогдашнюю оценку русского слишком откровенным и самодовольным насчет своих прежних любовных связей.
Тася
прошла мимо афиш, и ей стало полегче. Это уже пахло
театром. Ей захотелось даже посмотреть на то, что стояло в листе за стеклом. Половик посредине широкой деревянной лестницы пестрел у ней в глазах. Никогда еще она с таким внутренним беспокойством не поднималась ни
по одной лестнице. Балов она не любила, но и не боялась — нигде. Ей все равно было: идти ли вверх
по мраморным ступеням Благородного собрания или
по красному сукну генерал-губернаторской лестницы. А тут она не решилась вскинуть голову.
Нужно было теперь ждать до утра, оставаться здесь ночевать, а был еще только шестой час, и им представлялись длинный вечер, потом длинная, темная ночь, скука, неудобство их постелей, тараканы, утренний холод; и, прислушиваясь к метели, которая выла в трубе и на чердаке, они оба думали о том, как всё это непохоже на жизнь, которой они хотели бы для себя и о которой когда-то мечтали, и как оба они далеки от своих сверстников, которые теперь в городе
ходят по освещенным улицам, не замечая непогоды, или собираются теперь в
театр, или сидят в кабинетах за книгой.
Балетные ученики шумно сбегают с лестницы, торопясь на свои репетиции в Мариинский
театр, и так же горячо приветствуют меня, точно мы не виделись,
по крайней мере, три года. А всего три месяца только
прошло со дня переходного испытания на третий курс.
Кончив прием, Александр Васильевич стал широкими шагами
ходить по комнате, затем остановился и принялся произносить главные афоризмы своего военного катехизиса, как бы подтверждая их значение и на новом
театре войны, при новом неприятеле.
В каждом бараке на стене висит карта
театра войны, и больные солдатики видимо ею очень интересуются, так как в каждом посещённом мною бараке я видел около неё группу больных и раненых, состояние здоровья которых позволяет им
ходить по бараку.
(Красный дневничок. Почерк Нинки.) — Вчера была грусть. Вместо того чтобы пойти на лекцию,
ходила в темноте
по трамвайным путям и плакала о том, что есть комсомол, партия, рациональная жизнь, материалистический подход к вещам, а я тянусь быть шарлатаном-факиром, который показывает фокусы в убогом дощатом
театре.
— А ты, мой милый графчик, ты всегда верил, что я была честной девушкой, когда ты меня взял, или
по крайней мере, совсем новичком в любви, девушкой с маленьким пятнышком на прошлом, пятнышком, очень удобным для вас, мужчин, потому что оно облегчает как победу, так и разлуку. Успокойся, я
прошла огонь и воду и медные трубы раньше, нежели на сцене опереточного
театра стала разыгрывать неприступность… Вот тогда ты меня и узнал, мой милый графчик… Ты должен отдать мне справедливость, что я хорошая актриса.
По приказам — брадатые бояре,
по городам — благочестивые и бородатые же воеводы, и те, и другие, и третьи строго соблюдают посты,
по субботам
ходят в баню,
по воскресеньям — за крестными ходами, часто ездят
по святым обителям на богомолья, отнюдь не дозволяют народу бесовских игр и ристалищ «яже от бога отводят, к бесом же на пагубу приводят», истребляют
театры, запрещают танцы, музыку, маскарады, воздвигают гонения на общечеловеческое, истинное просвещение, как на богохульное, святыми отцами не заповеданное и притом еще заморское, и пр. и пр.